Когда-то на исповеди я посетовала, что, дескать, трудно молиться Розарием без размышления о читаемых тайнах, а в сто первый раз размышление как-то не идёт. Совет был простой: "Ты просто представь, что ты в этот момент там, просто смотришь и ничего не знаешь. Что чувствуешь, о чем думаешь? Вот так и делай". Это оказалось неожиданно просто и удобно - воображением и эмпатией Боженька меня одарил щедро, послезнание довольно быстро научилась отделять. Стало легко - в понедельник и в субботу я слышу, как стонет за стеной Мария, рожая младенца Иисуса, в среду изумляюсь сошествию Святого Духа, в четверг мне колет босую ногу камушек около Иордана, где крестят Иисуса, и это я восторженно пью вино на свадьбе в Кане Галилейской и недоверчиво кричу "а была же вода!" - и так далее.
Это же воображение, эмпатия и отключение послезнания раз в году, в Страстную Пятницу, напрочь выбивает меня из жизни.
Это я стою и смотрю, как арестовывают моего учителя и уводят.
Это я смотрю, как любимый ученик говорит "не, я не с ним, вы меня путаете с кем-то".
Это я не могу подбежать и вытереть кровь, текущую из-под венца.
Это я стою под крестом и не понимаю, как дальше-то? Он ходил, смеялся, обещал нам всем счастье и вечную жизнь, а теперь Он умер, совсем умер напрочь, вон Его копьём проткнули, а Он обмяк и даже не дернулся уже.
Это у меня сломалось всё, что я знала - Он был всемогущий, а сейчас Он мертвый и мы несём Его и оборачиваем в ткань и поливаем благовониями, смирна и алоэ, где ты их столько взял, Никодим.
И это я, убрав Его тело в пещеру стою и не знаю, а дальше-то как? И зачем?
Пол холодный, а коврика мне не досталось (а Бога убили)
Колени гудят (убили совсем, насмерть)
Бесконечно тянется Miserere (и глумились и били, а потом убили)
Кто-то все же подсовывает мне коврик, спасибо тебе (убили)
Шмыгаю носом на весь кафедрал, но иначе совсем разревусь (мертвый совсем)
Положили во гроб (Он умер)
Пора домой ехать (умер, совсем вообще умер)
В такси все же разревелась.
Тяжко.